Тема «молчания» в течение многих лет активно обсуждается представителями разных областей мирового социально-гуманитарного знания. На рубеже XX—XXI вв. ее теоретико-методологические и конкретно-научные разработки существенно обогатились открытиями, совершенными в процессе познавательных поворотов, и новыми методами научных исследований. В настоящее время «молчание» рассматривается в науке не только как сложный социокультурный феномен, бытующий в разных контекстах¹, но и как эвристически перспективное многосоставное понятие, продуктивное использование которого позволяет во многом заново ставить и решать исследовательские задачи, переопределять проблемные поля². Значительным позитивным сдвигом в изучении «молчания» стало включение этой проблематики в междисциплинарные сферы социально-гуманитарного знания³. Тем не менее до настоящего времени в научном осмыслении «молчания» остается немало лакун.

В этой связи значительный научный интерес представляет недавно вышедшая из печати коллективная монография «Молчание и умолчание в истории»⁴, в которой представлены результаты научных исследований профессиональных историков. Авторский коллектив включает в себя известных исследователей из ведущих научных и образовательных организаций России (Институт всеобщей истории РАН, Институт философии РАН, Института Востоковедения РАН, Институт Латинской Америки РАН, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Российский университет дружбы народов им. П. Лумумбы, Российский государственный гуманитарный университет, Российский государственный университет правосудия, Уральский федеральный университет, Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н .И. Лобачевского, Нижегородский государственный педагогический университет им. К. Минина, Тульский государственный педагогический университет, Томский государственный университет, Псковский государственный университет), а также коллег-историков из Республики Беларусь (Белорусский государственный университет).

Композиция коллективной монографии выглядит хорошо продуманной и обоснованной. В трех частях книги, построенной по проблемному принципу, последовательно рассматриваются теоретические, методологические и конкретно-научные вопросы историографического изучения взаимосвязанных феноменов молчания, умолчания, замалчивания, памяти и забвения в самых разных контекстах: интеллектуальном, цивилизационном, культурно-историческом, этическом, социальном, политическом, образовательном.

Книгу открывает фундаментальная вводная глава О. В. Воробьевой «Молчащее прошлое». В ней представлена новаторская постановка проблем изучения «молчания» и «умолчания» в мировой исторической науке XX — начала XXI вв., а также проанализированы основополагающие подходы и методы исследования этой темы в современном профессиональном историческом знании. Автор главы органично связывает динамику и модификации изучения темы с познавательными поворотами в социально-гуманитарном знании XX в. (лингвистическим, интерпретативным, постколониальным, мемориальным и другом), обогащением понятийного аппарата и научного инструментария профессионалов-историков. Особенно стоит подчеркнуть научную значимость различения семантики ключевых понятий (молчание, умалчивание, умалчивание, замалчивание), используемых историками при разработке и изучении многосоставного феномена молчания в исторических источниках, архивах, профессиональной историографии. О. В. Воробьева обращает внимание на свойство архивов порой «молчать» или «умалчивать» и правомерно связывает это явление с самой спецификой процессов документирования и архивирования⁵.

Во вводной главе формулируются важные исследовательские вопросы о том, как изучать ту часть исторического прошлого, которая нередко ускользает от внимания хронистов и историков. Автор отмечает, что в процессе фиксации исторического события и его интерпретации в историографии нередко формируются элементы как объективного, так и намеренного молчания: «Иногда историки молчат о чем-то, потому что происходившее было им неинтересно или просто казалось неинформативным, банальным, очевидным. Хотя их потомки многое отдали бы за эти “банальности”. Но, пожалуй, самой распространенной все же является практика такого приема искажения фактов, как сознательные умолчания. При этом речь идет не о каких-либо упущениях по незнанию, по неосведомленности, а именно о намеренных умолчаниях, которые могут приводить как к искажениям, так и к сокрытию фактов. И анализ этих умолчаний может стать важной историографической информацией» (с. 10—11). Обсуждая далее в главе тему замалчивания истории в публичном пространстве, — в культурных практиках и в общественной памяти, — автор подчеркивает значимость изучения молчания как особого типа социальной коммуникации, в которой реализуются определенные стратегии (согласие, покорность, защита, протест и другие). «Такое молчание может быть связано с целым набором факторов, в том числе с культурными / национальными / лингвистическими кодами» (с. 14).

Автор введения ставит важные вопросы о том, каким образом можно перестроить профессиональное понимание истории, чтобы «позволить молчанию говорить», как изучать замалчиваемую историю, какие современные подходы, методы и техники анализа источников открывают такие возможности.

Свои ответы на такие вопросы дают авторы девятнадцати глав книги.

В первой части коллективной монографии «Молчание как феномен и историографическая практика» последовательно рассматриваются феномены молчания и умолчания в теории исторической науки и в историографических практиках. Авторы глав (В. П. Буданова, И. Н. Ионов, А. В. Келлер, А. А. Кузнецов, М. А. Пилюгина, Я. Г. Шемякин, Г. В. Шпак) анализируют разные форматы и способы умолчаний в исторических нарративах. Их внимание сосредоточивается на изучении сложных связей молчаний/умолчаний со спецификой формирования тех или иных исторических образов, с когнитивными искажениями исторических процессов и событий, сменой режимов историчности, намеренными или случайными научными упущениями при анализе источников. Так, в частности, в своей главе В. П. Буданова дает очень точное, выверенное определение феномену молчания в изучаемом историческом источнике: «Молчание авторского текста — это уникальное, единственное и неповторимое явление, зачастую личное убежище и защитный механизм автора текста. Безмолвие письменного источника обладает самой высокой энергией сопротивления нежелательным фактам и событиям, которые автор текста табуирует». И автор полагает, что ей как профессионалу еще «предстоит изучить то, о чем письменная традиция умолчала, не договорила, не заметила, исключила» (с. 116).

В этой части коллективной монографии значительное место уделено этическим вопросам историографического умолчания, связанным с действием разных факторов (противоречивость мировоззренческой позиции самого историка, специфика исторической политики в тот или иной период, воздействие внешних социальных запросов на направление труда историка и прочее). Важным для общего понимания соотношения научно-аналитических позиций и этических интенций авторов глав представляется следующее суждение А. А. Кузнецова: «Деликатное, диалогическое, эмоционально-неравнодушное, “на нерве” общение с прошлым обуславливает проблему, а до какой степени мы имеем право обнародовать результаты проникновения в глубины и детали прошлого и на их основе давать оценку… И до какого момента действуют презумпция невиновности, принцип “либо хорошо, либо ничего”, правило нечтения и/или неразглашения личной переписки, эго-документов? Имеем ли мы право нести это в общество, если сами переступили эту черту в исследовании? И не лучше ли это укрыть от широкой публики? В ряде случае лучшим ответом является умолчание. Но оно же вступает в противоречие с другими составляющими исторической НАУКИ, само собой разумеющимися в дисциплинах ее естественно-математического блока. Ибо науке жизненно необходимо стремиться к абсолютному познанию» (с. 80).

Внимание авторов второй части коллективной монографии (Е. Ю. Ванина, Д. Камари, А. А. Клейменов, А. А. Сазонова, Л. В. Софронова, И. В. Хорькова) «О чем и почему молчат источники?» сосредоточено главным образом на возможностях и границах изучения разных форм молчания и умолчания в исторических источниках различных регионов и времен мировой истории (античности, средневековья, Нового и Новейшего времени). Авторы указывают на то, что сам процесс обнаружения и раскрытия молчания источников об исторических событиях или исторических персонажах очень сложен для профессионального историка. Именно эту мысль последовательно развивает в своей главе А. А. Клейменов: «Существуют исторические эпохи, исследование которых выглядит обманчиво простым из-за наличия многочисленных и пространных источников. Как правило, это чрезвычайно насыщенные масштабными событиями отрезки времени, кардинально повлиявшие на судьбы целых народов и, вследствие того, привлекшие пристальное внимание современников и ближайших потомков. Изучение подобных периодов связано с длительной проработкой разнообразных письменных материалов в попытке приблизиться к ускользающему идеалу, называемому “картиной прошлого”. Очень важно в процессе этой работы учитывать специфику исторического источника как объекта». Исторический нарратив может быть наполнен «разного рода ошибками, откровенным вымыслом, случайным или сознательным умалчиванием. Особенно сложно выявить подобные искажения в источнике, до нашего времени не дошедшем, но оказавшем большое влияние на последующее историописание» (с. 160).

Авторы глав, составляющих вторую часть коллективной монографии, подчеркивают, что результаты детального, скрупулезного источниковедческого анализа, проводимого с помощью новейших подходов и методов, могут существенно обогатить научные представления о тех или иных исторических периодах, заметно скорректировать содержание определенных исторических процессов, глубже понять изучаемое историческое прошлое.

<p>Третья часть коллективной монографии &laquo;Стратегии и практики умолчания в общественном и политическом дискурсах&raquo; посвящена преимущественно исследованию проблем политики памяти и политики забвения в общественно-политическом пространстве. Авторы статей (М.&nbsp;В.&nbsp;Белов, Е.&nbsp;В.&nbsp;Беляева, А.&nbsp;И.&nbsp;Головлев, О.&nbsp;В.&nbsp;Заиченко, А.&nbsp;А.&nbsp;Линченко, Л.&nbsp;А.&nbsp;Мелконян, Т.&nbsp;Г.&nbsp;Хришкевич) на конкретно-историческом материале рассматривают практики конструирования и реконструкции социальной и культурной памяти в соотношении с проблематикой намеренного молчания, умолчания или выборочного умалчивания об исторических событиях и исторических процессах. В этой части книги авторы вновь актуализируют содержание ряда ключевых понятий, значимых для понимания специфики процессов умалчивания или забвения. Полезным представляется специальное обсуждение одного из них&nbsp;— &laquo;фигуры умолчания&raquo; в культуре. Как полагает А.&nbsp;А.&nbsp;Линченко, в зависимости от тематики исследования &laquo;фигура умолчания&raquo; может рассматриваться в онтологическом, гносеологическом и аксиологическом аспектах. Обосновывая свою мысль о многомерности изучения этого объекта, автор выделяет несколько возможных его измерений: &laquo;Синтаксическое измерение фигуры умолчания указывает на специфику композиции высказываний и терминов в рамках акта умолчания, семантическое измерение раскрывает связь между высказываниями, ценностными концептами и общим смыслом акта умолчания, а прагматическое ставит в центр внимания практическую сторону использования языка в акте умолчания, позволяет видеть за фигурой умолчания соответствующую комбинацию дискурсивных практик, используемых для согласования ценностей или борьбы за обладание символическим капиталом&raquo; (с.&nbsp;304).</p>

Значительное место в этой части книги занимает критический анализ производства и бытования мифов исторического сознания и их воплощения в нарративах — документах официального происхождения, официозной публицистике, учебной литературе и прочего. В ряде случаев авторы связывают политику управления памятью, стратегии и практики умолчания о прошлом с государственной потребностью в нациестроительстве, с процессами формирования государственной национальной идентичности, стремлением к преодолению исторических конфликтов и коллективных травм.

Эта коллективная монография, несомненно, вносит значительный вклад в научную разработку проблематики молчания и умолчания в истории. Авторы глав книги убедительно демонстрируют богатые эвристические возможности используемого новейшего теоретико-методологического арсенала для конкретно-научного изучения выбранной темы. Коллективная монография прежде всего может быть востребована учеными, изучающими проблемы памяти, забвения и умолчания в истории. Она весьма полезна не только историкам, но и культурологам, социологам, политологам. Результаты этой коллективной работы важны также для образовательных практик высшей школы.